Неточные совпадения
Скорее
в обморок, теперь оно
в порядке,
Важнее давишной причина есть тому,
Вот наконец решение загадке!
Вот я пожертвован кому!
Не знаю, как
в себе я бешенство умерил!
Глядел, и видел, и не верил!
А милый, для кого забыт
И прежний друг, и женский страх и стыд, —
За двери прячется, боится быть
в ответе.
Ах! как игру судьбы постичь?
Людей с душой гонительница, бич! —
Молчалины блаженствуют на свете!
Ел Тагильский не торопясь, и насыщение не мешало ему говорить.
Глядя в тарелку, ловко обнажая вилкой и ножом кости цыпленка, он спросил: известен ли Самгину размер состояния Марины? И на отрицательный
ответ сообщил: деньгами и
в стойких акциях около четырехсот тысяч, землею на Урале и за Волгой
в Нижегородской губернии, вероятно, вдвое больше.
Бездействующий разум не требовал и не воскрешал никаких других слов.
В этом состоянии внутренней немоты Клим Самгин перешел
в свою комнату, открыл окно и сел,
глядя в сырую тьму сада, прислушиваясь, как стучит и посвистывает двухсложное словечко. Туманно подумалось, что, вероятно, вот
в таком состоянии угнетения бессмыслицей земские начальники сходят с ума. С какой целью Дронов рассказал о земских начальниках? Почему он, почти всегда, рассказывает какие-то дикие анекдоты?
Ответов на эти вопросы он не искал.
— Не сердись, — сказал Макаров, уходя и споткнувшись о ножку стула, а Клим,
глядя за реку, углубленно догадывался: что значат эти все чаще наблюдаемые изменения людей? Он довольно скоро нашел
ответ, простой и ясный: люди пробуют различные маски, чтоб найти одну, наиболее удобную и выгодную. Они колеблются, мечутся, спорят друг с другом именно
в поисках этих масок,
в стремлении скрыть свою бесцветность, пустоту.
В ответ на этот плачевный крик Самгин пожал плечами,
глядя вслед потемневшей, как все люди
в этот час, фигуре бывшего агента полиции. Неприятная сценка с Митрофановым, скользнув по настроению, не поколебала его. Холодный сумрак быстро разгонял людей, они шли во все стороны, наполняя воздух шумом своих голосов, и по веселым голосам ясно было: люди довольны тем, что исполнили свой долг.
— Как ты нашел ее? — спросила мать,
глядя в зеркало, поправляя прическу, и сейчас же подсказала
ответ...
Он тотчас увидел, что ее смешить уже нельзя: часто взглядом и несимметрично лежащими одна над другой бровями со складкой на лбу она выслушает смешную выходку и не улыбнется, продолжает молча
глядеть на него, как будто с упреком
в легкомыслии или с нетерпением, или вдруг, вместо
ответа на шутку, сделает глубокий вопрос и сопровождает его таким настойчивым взглядом, что ему станет совестно за небрежный, пустой разговор.
Она беспокойно
глядела по сторонам и опять встревожилась тем, что нечего ей больше сказать
в ответ.
Савелий, не
глядя на нее,
в ответ на ее воззвание, молча погрозил ей вожжой.
— Посмотрите, — сказал мне Матвей, — скоро двенадцать часов, ведь Новый год-с. Я принесу, — прибавил он, полувопросительно
глядя на меня, — что-нибудь из запаса, который нам
в Вятке поставили. — И, не дожидаясь
ответа, бросился доставать бутылки и какой-то кулечек.
— Я два раза, — говорил он, — писал на родину
в Могилевскую губернию, да
ответа не было, видно, из моих никого больше нет; так оно как-то и жутко на родину прийти, побудешь-побудешь, да, как окаянный какой, и пойдешь куда глаза
глядят, Христа ради просить.
Матушка волнуется, потому что
в престольный праздник она чувствует себя бессильною. Сряду три дня идет по деревням гульба,
в которой принимает деятельное участие сам староста Федот. Он не является по вечерам за приказаниями, хотя матушка машинально всякий день спрашивает, пришел ли Федотка-пьяница, и всякий раз получает один и тот же
ответ, что староста «не годится». А между тем овсы еще наполовину не сжатые
в поле стоят, того
гляди, сыпаться начнут, сенокос тоже не весь убран…
Другая фигура, тоже еще
в Житомире. Это священник Овсянкин… Он весь белый, как молоко, с прекрасными синими глазами.
В этих глазах постоянно светилось выражение какого-то доброго беспокойства. И когда порой, во время
ответа, он так
глядел в мои глаза, то мне казалось, что он чего-то ищет во мне с ласковой тревогой, чего-то нужного и важного для меня и для него самого.
А
в середине карты —
в каком-то туманном клубке виднелась голова на тонкой извивающейся шее, и колющие глаза остро
глядели на меня
в ожидании
ответа…
Сперва Лемм не отвечал на его объятие, даже отклонил его локтем; долго, не шевелясь ни одним членом,
глядел он все так же строго, почти грубо, и только раза два промычал: «ага!» Наконец его преобразившееся лицо успокоилось, опустилось, и он,
в ответ на горячие поздравления Лаврецкого, сперва улыбнулся немного, потом заплакал, слабо всхлипывая, как дитя.
Раз у отца,
в кабинете,
Саша портрет увидал,
Изображен на портрете
Был молодой генерал.
«Кто это? — спрашивал Саша. —
Кто?..» — Это дедушка твой. —
И отвернулся папаша,
Низко поник головой.
«Что же не вижу его я?»
Папа ни слова
в ответ.
Внук, перед дедушкой стоя,
Зорко
глядит на портрет:
«Папа, чего ты вздыхаешь?
Умер он… жив? говори!»
— Вырастешь, Саша, узнаешь. —
«То-то… ты скажешь, смотри!..
Она не была уверена
в этом, ей хотелось услышать от сына утвердительный
ответ. Он, спокойно
глядя ей
в глаза, твердо заявил...
Мать слушала невнятные вопросы старичка, — он спрашивал, не
глядя на подсудимых, и голова его лежала на воротнике мундира неподвижно, — слышала спокойные, короткие
ответы сына. Ей казалось, что старший судья и все его товарищи не могут быть злыми, жестокими людьми. Внимательно осматривая лица судей, она, пытаясь что-то предугадать, тихонько прислушивалась к росту новой надежды
в своей груди.
Он беспомощно развел руками,
глядя в лицо хохла, и замолчал, ожидая
ответа.
Мы редко говорили с Володей с глазу на глаз и о чем-нибудь серьезном, так что, когда это случалось, мы испытывали какую-то взаимную неловкость, и
в глазах у нас начинали прыгать мальчики, как говорил Володя; но теперь,
в ответ на смущение, выразившееся
в моих глазах, он пристально и серьезно продолжал
глядеть мне
в глаза с выражением, говорившим: «Тут нечего смущаться, все-таки мы братья и должны посоветоваться между собой о важном семейном деле». Я понял его, и он продолжал...
Николай Всеволодович продолжал молчать; но гость, очевидно, сказал уже всё, для чего пришел, и
глядел в упор, ожидая
ответа.
Им
ответ держал премудрый царь, премудрый царь Давид Евсиевич: «Я вам, братцы, про то скажу, про эту книгу Голубиную: эта книга не малая; сорока сажен долина ее, поперечина двадцати сажен; приподнять книгу, не поднять будет; на руцех держать, не сдержать будет; по строкам
глядеть, все не выглядеть; по листам ходить, все не выходить, а читать книгу — ее некому, а писал книгу Богослов Иван, а читал книгу Исай-пророк, читал ее по три годы, прочел
в книге только три листа; уж мне честь книгу — не прочесть, божию!
Он был им утешением
в их ссылке, и они, обыкновенно мрачные и угрюмые, всегда улыбались, на него
глядя, и когда заговаривали с ним (а говорили они с ним очень мало, как будто все еще считая его за мальчика, с которым нечего говорить о серьезном), то суровые лица их разглаживались, и я угадывал, что они с ним говорят о чем-нибудь шутливом, почти детском, по крайней мере они всегда переглядывались и добродушно усмехались, когда, бывало, выслушают его
ответ.
— Да, кажется что двенадцать, но не
в том дело, а он сейчас застучал по столу ладонью и закричал: «Эй,
гляди, математик, не добрались бы когда-нибудь за это до твоей физики!» Во-первых, что такое он здесь разумеет под словом физики?.. Вы понимаете — это и невежество, да и цинизм, а потом я вас спрашиваю, разве это
ответ?
Нарушалось, правда, иногда созерцание философа; проходила козырем по дорожке из людской
в скотную избу полногрудая баба или девка, кивал и мигал ей Каратаев и получал
в ответ коротко знакомые киванья и миганья… но женский образ исчезал на повороте как призрак, и снова
глядел Каратаев
в пустую даль.
Но
в это время глаза мельника устремляются на плотину — и он цепенеет от ужаса: плотины как не бывало; вода гуляет через все снасти… Вот тебе и мастак-работник, вот тебе и парень на все руки! Со всем тем, боже сохрани, если недовольный хозяин начнет упрекать Акима: Аким ничего, правда, не скажет
в ответ, но уж зато с этой минуты бросает работу, ходит как словно обиженный, живет как вон
глядит; там кочергу швырнет, здесь ногой пихнет, с хозяином и хозяйкой слова не молвит, да вдруг и перешел
в другой дом.
— Я знаю, что это нелегко, Ирина, я то же самое говорю тебе
в моем письме… Я понимаю твое положение. Но если ты веришь
в значение твоей любви для меня, если слова мои тебя убедили, ты должна также понять, что я чувствую теперь при виде твоих слез. Я пришел сюда как подсудимый и жду: что мне объявят? Смерть или жизнь? Твой
ответ все решит. Только не
гляди на меня такими глазами… Они напоминают мне прежние, московские глаза.
"Расплюев! — говорю я ему, — да вы вспомните, что у вас на лице нет ни одного места, на котором бы следов человеческой пятерни не осталось!"А он
в ответ:"Это, говорит, прежде было, а с тех пор я исправился!"И что же! представьте себе, я же должен был от него во все лопатки удирать, потому что ведь он малый серьезный: того
гляди, и
в участок пригласит!
Он читал из отдельных стихотворений, импровизировал отдельные строки, будто отвечал на какую-то общую связь дум своих,
в искании
ответа невозможного,
глядя в грядущее… Забывался на эти минуты Гамлет…
Маленьким, тем, бывало, что нужно малые дары, управитель дает, а к старшим с большими дарами или с средними Патрикей едет, и от других будто не брали, а от него всегда брали, потому что повадку такую имел, что внушал доверие:
глядел в глаза верно и ласково, улыбался улыбкой исподтихонька, одними устами поведет и опять сведет; слушать станет все это степенно, а
в ответ молвит, так его слову никто не усомнится поверить.
Нет! они гордятся сими драгоценными развалинами; они
глядят на них с тем же почтением, с тою же любовию, с какою добрые дети смотрят на заросший травою могильный памятник своих родителей; а мы…» Тут господин антикварий, вероятно бы, замолчал, не находя слов для выражения своего душевного негодования; а мы, вместо
ответа, пропели бы ему забавные куплеты насчет русской старины и, посматривая на какой-нибудь прелестный домик с цельными стеклами, построенный на самом том месте, где некогда стояли неуклюжие терема и толстые стены с зубцами, заговорили бы
в один голос: «Как это мило!..
Волынцев вошел и подозрительно посмотрел на Лежнева и на сестру. Он похудел
в последнее время. Они оба заговорили с ним; но он едва улыбался
в ответ на их шутки и
глядел, как выразился о нем однажды Пигасов, грустным зайцем. Впрочем, вероятно, не было еще на свете человека, который, хотя раз
в жизни, не
глядел еще хуже того. Волынцев чувствовал, что Наталья от него удалялась, а вместе с ней, казалось, и земля бежала у него из-под ног.
— О, всех! всех, мои Иоганус! — отвечала опять Софья Карловна, и василеостровский немец Иоган-Христиан Норк так спокойно
глядел в раскрывавшиеся перед ним темные врата сени смертной, что если бы вы видели его тихо меркнувшие очи и его посиневшую руку, крепко сжимавшую руку Софьи Карловны, то очень может быть, что вы и сами пожелали бы пред вашим походом
в вечность услыхать не вопль, не вой, не стоны, не многословные уверения за тех, кого вы любили, а только одно это слово; одно ваше имя, произнесенное так, как произнесла имя своего мужа Софья Карловна Норк
в ответ на его просьбу о детях.
Чацкий вбегает к Софье, прямо из дорожного экипажа, не заезжая к себе, горячо целует у нее руку,
глядит ей
в глаза, радуется свиданию,
в надежде найти
ответ прежнему чувству — и не находит. Его поразили две перемены: она необыкновенно похорошела и охладела к нему — тоже необыкновенно.
Ни слова она мне
в ответ не сказала: мой чай пьет и на меня ж
глядеть не хочет; возьми ты это, хоть кому-нибудь доведися — станет больно.
Но из-за стены не было никакого
ответа. Продолжалось равномерное бормотание и еще звуки движения. «Верно, он кланяется
в землю, — думала она. — Но не откланяется он, — проговорила она. — Он обо мне думает. Так же, как я об нем. С тем же чувством думает он об этих ногах», — говорила она, сдернув мокрые чулки и ступая босыми ногами по койке и поджимая их под себя. Она посидела так недолго, обхватив колени руками и задумчиво
глядя перед собой. «Да эта пустыня, эта тишина. И никто никогда не узнал бы…»
— Понял ты мое слово? — спросил Абрам,
глядя на меня загоревшимся, пылающим взглядом. Я понял, что это
ответ на мой упрек по поводу стариков и что
в слободе прибавился еще один предприимчивый человек.
Несколько минут я ворочал
в голове этот вопрос, но
ответа как-то ниоткуда не получалось. Только легкий, протяжный и как будто мечтательный шорох тайги говорил о чем-то, обещал что-то, но вместо
ответа веял лишь забвением и баюкающей дремотой… И фигура Тимохи
глядела на меня без всякого определения…
« — Просим гостя! — сказал Данило
в ответ ему. Поцеловались, поговорили и легли спать… Крепко спали. А наутро,
глядим, у Зобара голова повязана тряпкой. Что это? А это конь зашиб его копытом сонного.
Ни полслова ей
в ответ:
Он
глядит на лунный свет,
Бледен и унылый.
Сидел Стуколов, склонив голову, и,
глядя в землю, глубоко вздыхал при таких
ответах. Сознавал, что, воротясь после долгих странствий на родину, стал он
в ней чужанином. Не то что людей, домов-то прежних не было; город, откуда родом был, два раза дотла выгорал и два раза вновь обстраивался. Ни родных, ни друзей не нашел на старом пепелище — всех прибрал Господь. И тут-то спознал Яким Прохорыч всю правду старого русского присловья: «Не временем годы долги — долги годы отлучкой с родной стороны».
Покамест Чапурин с женой перебранивался, Василий Борисыч молча
глядел на Парашу… «Голубушка Дуня, как сон, улетела, — думал он сам про себя. — Не удалось и подступиться к ней… И Груня уехала — разорят Оленево, прости-прощай блинки горяченькие!.. И Устинью
в Казань по воде унесло… Одна Прасковья… Аль уж остаться денька на четыре?.. Аль уж проститься с ней хорошенько?.. Она же сегодня пригожая!.. Что ж?.. Что раз, что десять, один
ответ».
Петя долго
глядит в потолок, долго шевелит губами, но не дает
ответа.
Тяжко было Дарье Сергевне — за всем
гляди, всем распорядись, все управь, охрани и за все будь
в ответе.
Подозрения Лары перешли
в уверенность, когда ей, под большою, конечно, клятвой, была показана Глафирой фотография, изображающая генеральшу вместе с Гордановым. Ей было страшно и гадко,
глядя на это изображение; она видела его и ему не доверяла, но это не мешало ей чаще и чаще размышлять о Горданове. А между тем Горданов, получавший обо всем этом добрые сведения от Глафиры, просил Жозефа пособить ему оправдаться пред его сестрой и сказал, что он ждет от нее
ответа на его письмо.
— Я знаю, знаю, знаю, — прошептала
в ответ ему Бодростина, которая сидела, снова прислонясь к спинке дивана и,
глядя вдаль прищуренными глазами, тихо обирала ветку винограда.
Положение было рискованное: жених каждую минуту мог упасть
в обморок, и тогда бог весть какой все могло принять оборот. Этого опасалась даже сама невеста, скрывавшая, впрочем, мастерски свое беспокойство. Но как часто бывает, что
в больших горестях человеку дает силу новый удар, так случилось и здесь: когда священник,
глядя в глаза Висленеву, спросил его: «имаши ли благое произволение поять себе сию Елену
в жену?» Иосаф Платонович выпрямился от острой боли
в сердце и дал робким шепотом утвердительный
ответ.
Ответа не последовало. Слепень продолжал летать и стучать по потолку. Со двора не доносилось ни звука, точно весь мир заодно с доктором думал и не решался говорить. Ольга Ивановна уже не плакала, а по-прежнему
в глубоком молчании
глядела на цветочную клумбу. Когда Цветков подошел к ней и сквозь сумерки взглянул на ее бледное, истомленное горем лицо, у нее было такое выражение, какое ему случалось видеть ранее во время приступов сильнейшего, одуряющего мигреня.
Но каково было её изумление, когда Дуся
в ответ на её слова только покачала своей милой головой и,
глядя на Тасю с укором своими ясными, честными глазками, сказала громко...
Но
в это время Кирсанов заметил меня, юнкера, и потому, чтобы дать почувствовать мне свое значение, как будто не слушая
ответа Болхова и
глядя на барабан, спросил...